– Поздравляю вас, друзья мои, – cказал Атоссумрачно. – Упомяни о черте… Рошфор ближе, чем мы думали. Он здесь, в«Вольном мельнике». Мало того, здесь и миледи…

– Черт меня раздери со всеми потрохами! –вырвалось у Портоса.

– Но позвольте, господа! – беспомощно воскликнулагерцогиня. – Почему же я ее ни разу не видела?

– Потому что она не стала попадаться вам наглаза, – с безграничным терпением проговорил Атос. – Она умеет принеобходимости оставаться невидимой…

– Слушайте! – пробасил великан Портос. –Может, это враки?

– Гримо не мог ошибиться, – лаконично ответилАтос. – Они здесь вдвоем…

– Атос, значит, их только двое?

– Портос, вы необычайно сильны в арифметике…

– А как же, у меня был учитель, – простодушносказал Портос. – Вот что… Может, это и есть наилучшее решение проблемы? Мыдождемся, пока он выйдет, вызовем его и преспокойно проткнем… Каков бы он нибыл, не в его характере бежать от вызова…

Какое-то время Атос, как показалось гасконцу, всерьезвзвешивал это предложение.

– Нет, – сказал он наконец. – Неминуемосбегутся зеваки, весь город, пойдут разговоры, кто-нибудь может узнать нас либогерцогиню… Лучше уж, Портос, предоставить все богу… и тем, кого вы оставили наАмьенской дороге. Согласен, это несколько против правил чести, но, в концеконцов, Рошфор служит человеку, который сам поставил себя вне правил чести,осмелившись покуситься на привилегии и исконные вольности дворянства, обращатьсяс дворянами, словно с тем двуногим скотом, что копается на полях… Пусть будетАмьенская дорога. – Его лицо на миг исказилось хищной гримасой. – Исовсем хорошо будет, если миледи решит его сопровождать…

– Фи, Атос! – воскликнула герцогиня. –Все-таки это женщина…

– Милая Мари, – спокойно сказал Атос. –Женщина, которая так рьяно и упорно вымешивается в мужские дела, занимаетсямужскими делами, не должна протестовать, по-моему, если с ней решат поступить,как с мужчиной… Таково мое глубокое убеждение.

– И мое тоже, – прогудел Портос. – Женщина,ха! Нас с Атосом эта женщина вполне способна привести на плаху, да и вам,дражайшая гер… тьфу, Мари, она способна принести немало бед… Атос, вы мудры,как тот древний римлянин Сократ! Пусть все решает Амьенская дорога… к слову, незря же я отвалил этим молодчикам пятьдесят пистолей своих собственных денег!

– Ну, в конце концов… – протянула герцогиня, чьеочаровательное личико озарилось кроткой улыбкой. – Учитываяобстоятельства… Что же, разъезжаемся, господа? Письма вы получили, Атос, и ямогу с превеликим облегчением передать это в Париже… С Рошфором все решено…Едем?

– Да, пожалуй, – с видимым облегчением согласилсяАтос. – Я поскачу по дороге на Бриссак, вы, Портос, повернете на Сен-Жоли.Вы же, Мари, преспокойно поедете в Париж прямой дорогой. Даже самые хитрыешпионы потеряют след… Письма, разумеется, останутся у меня.

– Пусть так и будет, – кивнула герцогиня.

– В таком случае, вперед?

– С превеликой охотой, – сказал Портос. –Здесь сквернейшее вино, а уж пулярки…

Д’Артаньян понял, что его час настал.

Порою опасно представлять молодому человеку чересчур ужяркие картины определенных жизненных правил, потому что у него нет еще привычкик чувству меры. К сожалению, об этом как раз и не подумал г-н д’Артаньян-отец,давая сыну последние наставления перед дорогой… «Сын мой, – сказал тогдастарый вояка. – Коли уж вы твердо намерены выбрать военное дело, запомнитенакрепко: честь военного столь же деликатна, как честь женщины. Если добродетельженщины окажется под подозрением, жизнь ее станет одним бесконечным упреком,пусть даже она после найдет средство оправдаться. Именно так обстоит и своенными – с той разницей, что потерявший честь военный человек оправдаться ужене сможет никогда. Вы еще мало знаете, как поступают с женщинами сомнительнойдобродетели, но поверьте, то же бывает и с мужчинами, запятнавшими себякакой-нибудь трусостью…»

Г-н д’Артаньян-отец, к сожалению, позабыл уточнить, что этипоучения никогда не следует принимать буквально, а потому, как уже упоминалось,наш герой на всем протяжении своего пути так и рвался повздорить с людьми,частенько не имевшими никакого намерения нанести ему оскорбление. Вот и теперьярость совершенно затмила ему рассудок, и он сбежал по ступенькам, цепляя ихогромными старомодными шпорами, и, выхватывая на бегу шпагу, что есть силкрикнул великану по имени Портос:

– А поворотитесь-ка, сударь! Иначе мне придется ударитьвас сзади!

Неспешно повернувшись на каблуках, гигант усмехнулся то лиудивленно, то ли презрительно и протянул:

– Ударить меня? Да вы рассудком повредились, милейший!

– Быть может, – сказал д’Артаньянзапальчиво. – Вот только моя шпага помешательством отнюдь не страдает… Вынимайте-касвою, сударь, вынимайте! Если, конечно, к вашему сверкающему эфесу прилаженклинок!

– Хотите убедиться? – хищно усмехнулся великан,вмиг выхватив шпагу. – Как видите, прилажен!

– Портос, Портос! – предостерегающе вскрикнулкавалер по имени Атос, делая такое движение, словно собирался кинуться межними. – Опомнитесь! Молодой человек, да что с вами? Не припомню, чтобы мыкак-то задели вас…

– В самом деле? – саркастически ухмыльнулсяд’Артаньян. – Насколько я могу доверять собственным ушам, этот… господинупомянул что-то насчет тупого юнца с соломой в волосах, от которого за туазнесет навозом? А поскольку он при этом смотрел прямо на меня…

– Тьфу ты! – досадливо охнул Портос. – Кто бымог знать, что он понимает по-испански?

Атос, явно настроенный кончить дело миром, сказал с мягкойукоризной, в которой не было и тени дерзости:

– Молодой человек, если вы дворянин, вам следовало бызнать, что подслушивать чужие разговоры – не самое приличное на свете…

Д’Артаньян, стоя с изготовленной к бою шпагой, отрезал:

– Очень жаль, сударь, что именно мне приходится вамразъяснять некоторые тонкости… Подслушивание, по моему глубокому убеждениюимеет место, когда человек таится где-нибудь за углом… Я же стоял открыто, увас на виду. Прежде чем отпускать оскорбления в адрес совершенно незнакомыхлюдей, вашему другу стоило бы убедиться, что те его не понимают… Передайте ему,что он невежа… да и вы, сдается мне, тоже…

Во взгляде Атоса блеснула молния. Он сказал спокойно, но снеприкрытой угрозой:

– Молодой человек, я не привык, чтобы со мнойразговаривали подобным тоном и употребляли такие эпитеты…

– Быть может, как раз и настало время обрести этупривычку? – задиристо осведомился д’Артаньян.

Это была первая дуэль в его жизни, и он твердо решил идти доконца. Он стоял с обнаженной шпагой в руке перед двумя несомненно знатнымидворянами, хотя и прикрывавшимися дурацкими прозвищами, и на происходящеесмотрела красивая молодая дама, носившая титул герцогини. А посему не было вмире силы, способной заставить нашего гасконца отступить.